+79211503081 LOANT2007@yandex.ru
3.7
(3)

14 марта в День православной книги — прошло 9 дней после смерти замечательного православного писателя Валентина Яковлевича Курбатова, которого мне и хочется помянуть добрым словом.

ВАЛЕНТИН КУРБАТОВ И ЕГО «ПОДОРОЖНИК»

Имя Валентина Курбатова я слышала перед каждыми Балашовскими чтениями от вдовы писателя Ольги Балашовой, которая каждый раз сокрушалась, что из Пскова на чтения опять Курбатов не приезжают. Я никак не могла понять, зачем они ей дались, что ждет их так. Книг ни того, ни другого я не читала, а потому и знать не знала, что представляют из себя. Правда, и возмущаться начала, если уж этот самый Курбатов знавал Дмитрия Михайловича, то почему бы на Чтения хотя бы на одни не приехать, дань памяти отдать. И расстояние от Пскова до Новгорода не такое великое, как, например, от Мурманска.
И как говорится, если гора не идет к Магомету, то Магомет придет к горе. Ушаковским ходом мы с Ольгой Балашовой сами приехали в Псков, где у нас и состоялась встреча с писателями. Где я, наконец-то, увидела, услышала Валентина Курбатова и прониклась к нему великим восхищением, да еще и книгу в дар получила…
И, читая «Подорожник» Валентина Яковлевича понимала, какой пласт литературной эпохи он в нем поднял: Анастасия Цветаева, Анна Ахматова, Арсений Тарковский, Павел Антокольский, Виктор Астафьев, Виктор Конецкий, Юрий Левитанский, Александр Вампилов, Булат Окуджава, Василий Шукшин, Юрий Казаков, Владимир Крупин, Станислав Куняев, Валентин Распутин, Василий Белов… Я их всех читала, а Распутина и Куняева наблюдала на Пленуме и Съезде Союза писателей России, Белову была В. С. Масловым представлена. Пишет Валентин Курбатов и о Владимире Личутине, Иване Рогощенкове с которыми не раз общалась, о Дмитрии Балашове и Виталии Маслове с которыми была дружна.
Читаешь курбатовский «Подорожник» и понимаешь, что ты эту самую литературную эпоху, совершенно не знаешь, будто она прошла в другом временном измерении, точно в стороне от тебя. А затем начинаешь сама себе противоречить: ну да, лично ты не знала этих писателей, но ведь они живы в памяти Валентина Курбатова, Валентины Кузнецовой, о многих Виталий Маслов и Виктор Тимофеев рассказывали, и ловишь себя на мысли, а ведь они уже вошли в тебя их воспоминаниями, стали живыми в твоих представлениях из их восприятий, а не просто надписями книжных имен. В воспоминаниях писатели начинают обретать голос, характеры, физические очертания, причем заметила, чем талантливее рассказчик, будь он писатель, как Курбатов, или как Валентина Кузнецова, учитель и музейный работник, тем живее становятся те, о ком они рассказывают.
Валентин Яковлевич пишет, что ушла эпоха, когда литература была как зеркало жизни, сегодня она превращена в рынок, причем в рынок литературы однодневки без всяких моральных принципов и духовности. Мне же, начавший свой литературный путь в последнее десятилетие ушедшего тысячелетия все же посчастливилось видеть, общаться и даже быть в дружбе с некоторыми из них. А они уж точно невидимой нитью связали меня с теми, кто ушел.
В 1997-м, приехав с Пленума Союза писателей России, я привезла домой сборник статей и выступлений писателей прошлого Пленума. В это время сыну задали прочесть небольшой рассказ Валентина Распутина, но перевернув всю библиотеку ничего короткого распутинского я не нашла и предложила этот сборник, там как раз было его выступление на полторы страницы. На следующий день Семен приходит со школы и рассказывает:
– Мама, у меня учительница спросила, откуда я эту книгу взял? Я сказал, что тебе ее Распутин подарил, а все ребята в один голос закричали: «А он, что живой?» Я сказал, да, раз маме книгу подарил. Учительница тоже удивилась, что ты знакома с самим Распутиным.
Я стала объяснять сыну, что книгу подарили устроители Пленума, а Распутина я только видела и слушала его выступление, на что сын тут же парировал:
– Мам, а какая разница…
И на самом деле, зачем ему эти мои подробности, главное – все узнали, что известный писатель Распутин, рассказы которого дети проходят в школе оказался жив!
А в августе того же года в журнале «Октябрь» я прочла «Первую попытку мемуаров» Анатолия Гладилина, где тот, как и Курбатов в «Подорожнике» вспоминает своих друзей и знакомых по писательскому цеху, но какие разные получились эти воспоминания. Гладилин пишет взахлеб, не церемонясь в подборе слов, точно боясь утаить от читателя хоть малой погрешности, вспоминая жен писателей, их любовниц, чаще превознося себя, реже других. Вроде и хорошо говорит о друзьях, а слова подбирает… Вот хотя бы, как он о Юрии Казакове написал, которого когда бы ни встречал, тот всегда был выпившим. Да глаголы подбирал нужные «не пьяным», «не шатался», «не валялся в кустах», «нес околесицу» и просто выпившим и всё в таком духе. А о жене Роберта Рождественского: «…рядом с Робертом, ни минуты не спуская с него глаз, «греческая богиня», Алла Киреева – его любовь, его невеста, его жена. Алла казалась античной красавицей, правда, фигура уже тогда была полновата» и тут же, точно оправдываясь, добавляет: «(Ну что я за сволочь, обязательно надо написать какую-нибудь пакость!)» Гладилину кажется, он себя этими словами отмазал, а читатель в них вдруг открывает всю сущность этого человека, его прозападный менталитет – ради превознесения себя можно и по трупам пройтись.
По большому счету, я ничего не знала о «шестидесятниках», только фамилии и имена столичных мэтров. Да причисляла к ним наших мурманских Владимира Смирнова, Виталия Маслова, Виктора Тимофеева, творчество которых начиналось также, как творчество Гладилина в 60-е годы. Но Гладилин определял круг столичных писателей, которых затем назвали «шестидесятники» совсем не большим: Роберт Рождественский, Евгений Евтушенко, Юрий Казаков, Белла Ахмадулина, Анатолий Кузнецов, Андрей Вознесенский, Булат Окуджава, Георгий Владимов и Владимир Войнович. Гладилин пишет, что у них у всех были свои разборки, но все же дух товарищества главенствовал и они не скупились, говорили друг другу хорошие слова.
Когда я это прочла, подумала, что наверно тогда-то он и переусердствовал с хорошими словами, потому как по прочтению его мемуаров, в которых автор дает относительно полную картину литературной жизни того времени, в большей степени натыкаешься на слова иного рода, и прочтя это хочешь не хочешь, а скажешь, какая же грязь была в литературной жизни и литературотворчестве 60-х годов.
Мемуары, воспоминания в литературе занимают особую нишу, где очень важно не перейти черту, не опуститься до склок. Вот, например, Шергин в своей «Поэтической памяти» писал, что никогда не записывал «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Наоборот хватался за перо, чтобы занести «внезапно охватившее меня радостное, счастливое настроение». Но в рассказах великого поморца мы находим и немало горестей, от которых сердце сжимается, но описанных высоким словом.

Это из книги Курбатова слова о том, что литература подобна служению, она как как исповедь, как проповедь, как церковь… Валентин Яковлевич переживает, что такой литературы уже нет, но я все же смею надеяться, что есть, как его собственные книги…
Видим и понимаем, что слово заряжено особой энергетикой. Другой раз просто так человеку скажешь слово одобрения и поддержки, а он его примет к сердцу, и силу вернет. Слово человеку большой дар, но слово человеку и большой вред. Господь в Ушаковском ходе подарил мне встречу с глубинным писателем Валентином Яковлевичем Курбатовым, которого прочла – и восхитилась – какой свет в душах наших писателей, да и вообще в людях творческих! Какая сила духа! Какой свет в самом Валентине Яковлевиче! Как восхищенно пишет он о жене Берестова Татьяне Ивановне: «беззащитно добра», «и свет ее был так доверчиво нежен ко всему встречному», «словно она никогда не видела зла и не знала о его существовании», «не мог наглядеться на их бережную неразлучность». Или как грустно о Викторе Лихоносове, который написал: «Люблю тебя светло» – там за акварелью, за нежной искренностью сказано всё. И это все так горько и сильно…»…

Да, Курбатов тоже говорит о том времени, что сейчас издалека все кажется намного лучше, чем было, ибо прошедшее всегда умнее настоящего. Неправды и низости хватало и в 60-е годы 20 века, хватает и в 20-е 21 века, и всё же, и всё же вектор тогда действительно был достойнее и чише.
Надежда БОЛЬШАКОВА, писатель

Насколько публикация полезна?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 3.7 / 5. Количество оценок: 3

Оценок пока нет. Поставьте оценку первым.