+79211503081 LOANT2007@yandex.ru
5
(2)

Пришвин — фамилия, тема — природа


ПРИШВИН Михаил Михайлович (04.02.1873 – 16.01.1954), не уверена, знают ли этого уникального русского советского писателя, прозаика, публициста и этнографа сегодняшние молодые люди, если они уже трудно вспоминают, кто есть Пушкин и что он написал? Чего грешить, и в моё время не все интересовались Пришвиным, как писателем, знали, что пишет о природе и не более…
Если честно, и я сама знала его только по школьной программе, когда нас заставляли на уроке литературы заучивать наизусть небольшие его рассказы. Для меня этот писатель ассоциировался только фамилией – Пришвин и темой – природа. Долгие годы, я вообще, читая разную художественную прозу, пропускала тексты с описанием лугов, лесов, речушек, рек, морей, разного состояния погоды, пока сама не взялась за перо. И, что удивительно, сама я начала, как раз с этого самого описания природы, а потом открыла для себя и нового Пришвина. В начале 80-х, когда был настоящий бум на книги, в один из завозов, я купила в книжном магазине для детей его книгу «За волшебным колобком»…
Однако, дети к ней не прикасались, и мне приходилось то и дело переставлять её с места на место в надежде, а вдруг пригодится, хотя верилось в это с трудом. Когда занялась саамской темой – она не просто пригодилась, оказалась, как найденная. А позже узнала, что именно эта книга принесла писателю славу. Написана она им по результатам второй поездки на Крайний Север в 1907 году. Побывал он в Коле, Кандалакше, Александровске, Трифонов Печенгском монастыре, останавливался в рыбацких становищах, выходил с рыбаками на промысел в море, знакомился с культурой и бытом местного населения. Книгу составили очерки «Александровск», «Река Нива», «Кильдинский король», «Хибинская тундра», «Кандалакша», другие. Мне только не понятно, почему в школе учителя нам всего этого не читали и не рассказывали? Ведь именно такие рассказы о твоей малой родине, запечатлённые в творчестве знаменитых классиков, дают осознание величия не только всей России, но и того места, где ты проживаешь. Воспитывают в ребенке не только чувство патриотизма, но и интерес ко всему творчеству писателя.
Мне совершенно не хочется писать здесь какие-то факты из его биографии, сегодня стоит только открыть Интернет, и узнаешь всё, что тебя интересует. Хотя на трёх жизненных ситуациях, повлиявших каким-то образом на судьбу писателя, всё же остановлюсь. В 1889 году шестнадцатилетний Пришвин оскорбил своего учителя истории и географии В. В. Розанова, который в докладной записке директору гимназии поставил ультиматум: или ученик, или он. Естественно с волчьим билетом вылетел из гимназии Пришвин. Но самое интересное в этой истории, что спустя годы Розанов станет единомышленником и другом Пришвина. После этого инцидента писатель только через десять лет продолжит свое образование в Рижском политехническом институте, но и там найдёт на свою голову приключения. На год будет посажен в тюрьму за идеи марксизма. А закончит образование, уехав за границу в университете Лейпцига, получив специальность агронома. Там он влюбляется в девушку, считает её своей невестой, но в итоге получает от неё отказ, и возвращается в Россию, где женится на крестьянке Ефросинье Смогалёвой. И хотя Ефросинья родит ему двух сыновей, это не приблизит их к пониманию друг друга. Безмерно страдая от душевного одиночества и жизни с нелюбимой женщиной, Пришвин кидается в различные путешествия, лишь бы не видеть и не слышать её вечные претензии. Из их брака, ничего хорошего не вышло, хотя Ефросинья и посвятила ему тридцать лет своей жизни.
Для Пришвина будет радостью в 1930 году купить своей первый «Москвич» и выезжать на нём на природу, в обществе своих любимых собак.

Слово «дом» послали жить на площади


Главным открытием Пришвина для меня стали его дневники, которые он писал с тридцати лет. Первые записи относятся к 1905 году, последние – к 1954-му. Без малого 50 лет! В них мы видим совершенно другого Пришвина. Пришвина глубоко и остро переживающего разрушение храмов, гонение на церковь и священнослужителей, на разрушение веры, доносительство, жестокость… Он писал, что за любую строчку его дневника можно было ожидать десять лет тюрьмы, или расстрел. В 30-х годах в печати его клеймили за то, что создал некую волшебную сказочку, сделав главным героем природу, с упоением не просто воспевая, а детализируя, вырисовывая, наполняя цветом и светом травинки-былинки, поля и луга вместо реально живущего и трудившегося человека.
Но не это осознание дневников Пришвина потрясло мою психику в самых высоких чувствах этого слова, а его сбывшаяся мечта – встретить любовь всей жизни, его счастье, его Валерию. Идеальную для 67-летнего писателя спутницу жизни, на двадцать лет моложе его, интересную, образованную, преданную женщину…
Когда я начинаю читать подобные книги, через строчку из меня вылезают свои какие-то воспоминания и ассоциации. Так случилось и с книгой Пришвина «Мы с тобой: Дневник любви». Пришвин пишет, что слово «дом» в Москве в конце 30-х годов заменилось на слово «жилплощадь». Само по себе слово нормальное, но какая оказывается страшная правда стоит за ним. Возникло оно после того, как пошли репрессии и людей, особенно мужчин, стали сотнями ссылать в лагеря, а жены следовать за ними избавляясь от своих роскошных домов и квартир. Пришвин пишет, что слово «дом», в смысле личного человеческого общежития, стало заменяться теперь словом «жилплощадь». Так обездолили слово, что ему пришлось перебраться жить на площадь.
Я это слово по фильмам, конечно же, знала, но в своей жизни, в своём окружении не слышала, чтобы его кто-нибудь хоть раз применял, скорее наоборот, меня постоянно кто-то поправлял, когда я, находясь вне дома, в другом городе и проживая в гостинице, говорила, что, а давайте-ка пойдем домой.
– Надя, не домой, а в гостиницу.
На что я спокойно отвечала:
– А там, где я, там и дом мой. Сейчас в гостинице нахожусь, значит и мой дом со мной.
Теперь, прочтя Пришвина, начинаю думать, а может, мое чувство дома искажено? Сели с подругой в поезд в купе, я скатерку дорожную на стол, кружку, продукты к чаю, книгу… Подруга наблюдает за моими действиями и с изумлением произносит:
– Не пойму или ты здесь, как у себя дома, или дом свой в купе принесла?
– А какая разница, – отвечаю я, – главное уют, чтобы душевно ехать было, чтобы наговориться всласть.

В природе он собирал дом своей мечты


Пришвин пишет, что много он книг написал, но главная книга его, та настоящая, единственная, ещё впереди и это в 67 лет! И книгой этой стал Дневник его жизни, который своему секретарю предлагает начать исследовать не с начала писательского творчества, а с точки отсчёта «здесь и сейчас».
Или близка мысль о том, что талант писателя начинает развиваться только тогда, когда у него появляется желание разобраться в себе, понять, что ты за личность, и какова твоя роль в истории народа, Родины, страны. И я с ним в этом солидарна полностью, потому как и моё писательство – это моя борьба за личность, за самость, за место во времени и жизни. Так разбираясь в самой себе, я, как и Пришвин открыла в себе талант к сочинительству.
А ещё потрясающий для себя афоризм Пришвина о том, что у каждого из нас есть два невольных греха: первый, когда проходим мимо большого человека, считая его за маленького, а второй – когда маленького принимаем за большого. Потрясающе! С этим моментом мне вспоминаются слова из фильма кого-то из знаменитых людей эпохи Возрождения, когда к нему приходил ростовщик требовать деньги и кричал, что наш герой сгниёт в сточной канаве, тот ему достойно отвечал (не ручаюсь за точность фразы, но суть верная): «А я на это тебе так скажу: моё имя останется в поколениях на века за труды мои, а твоё будет к нему лишь припиской, что ты тот самый людишка, который не давал мне спокойно жить и работать». Как сказал, так и случилось.
В школе меня удивляло, почему в рассказах Пришвина нет человека? Читаешь Тургенева у него охотник главное действующее лицо, а у Пришвина природа как бы сама по себе. Она живая, но рядом с ней никого. Ответа не находилось, думалось, что это такой специальный ход писателя. И, наконец, пришло осознание. Ведь не только у меня, ребёнка возникала такая мысль, писательница Зинаида Гиппиус писала о том, что в сочинениях Пришвина постоянно наблюдается отсутствие человека, и называла его «бесчеловечным писателем». А оказалось, всё гораздо глубже. В образе природы он видел ту единственную свою мечту – свою женщину души. Именно в образе женщины природа в его открытую рану точно лекарство проникала звуками родной русской речи, криками птиц, журчаньем ручьёв. Именно в природе он собирал дом своей мечты, в широком смысле этого слова. В жизни же, чтобы отвести душу, говорил с собакой…

«Мы с тобой; Дневник любви»


Пришвин пишет, что подлинная любовь не может быть безответной, если же такая случается, то лишь от недостатка внимания к тому, кого любишь. Подлинная любовь – она, прежде всего, любовь – внимания, и от силы этого внимания зависит сближение. Это слова не романтически настроенного мальчика, а мужчины, который всю свою сознательную жизнь ждал женщину-друга. У него была жена, два сына, и он был чист и честен с ней, но всю жизнь душа его оставалась одинокой до отчаянной, раздираемой тоски. И, наконец, ОНА пришла!
Пишет о детскости души человека, что существуют редкие счастливые встречи, когда у человека открывается его сердцевина – его вечная детскость, которая если утрачивается, то погибает и душа человека…
Книга «Мы с тобой: Дневник любви» раскрывает читателю Пришвина не только, как удивительно тонкого лирика и поэта, или его любимую женщину, книга даёт нам прикоснуться, согреться душой рядом с их заслуженным счастьем. А счастье это возникает в холодной Москве зимой 1939-1940 года тогда, когда люди миллионами гибнут в сталинских лагерях, когда строчатся доносы, а в воздухе уже чувствуется гарь зловещей, разрушительной войны. И именно тогда Михаил Михайлович писал, что доведёт свою любовь до конца и найдёт в нём начало бесконечной любви переходящих друг в друга людей. Ему очень хочется, чтобы потомки узнали, какие родники любви таились в эту эпоху под скалами зла и насилия. Они жили только настоящим, грелись в свете, «никому, кроме нас двоих, не видимом, никого ничем не оскорбляющем».

Вода моя волшебная


Удивительно Пришвин пишет о воде, стихия которой, по его мнению, ближе всех душе человека и она же душу и тело исцеляет. Пишет, что, бывает, ляжет на душу человека что-нибудь, а тот с молитвой обмоешься, и всё уйдёт. Не зря же воду целители заговаривают и дают больному пить. Да, что там о ком-то говорить, сама, после опороса свиней, как мама научила, воду наговаривала и затем их лечила. Обмывала, пить давала, и на следующий день, куда всё девались. Да и сама пила, когда болела заговоренную мною же воду, детей и мужа поила. А в душе, всегда, обливаясь, приговариваю: С гуся вода, с Надежды худоба» или «Водичка, водичка умой моё личико и дальше досочиняла, чтобы глазки блестели, чтобы щёчки краснели, чтоб всё худо ушло, пусть душе моей будет светло. Не говорю уже о святой воде из храмов и церквей! Там тоже молитва – свой наговор. А ребёнок в животе у мамы, в чём находится – в водах! Да сколько хочешь можно примеров целительной силы воды приводить, и всё будет мало. Себе о воде в 2017 году я написала:

Вода моя волшебная,
Родниковая, прозрачная, чистая,
Целишь меня, освежаешь…
В тебе отражена вся Вселенная, Богом данная,
И я с благодарностью
Тебя принимаю в себя.

Что это, если не мистика?


Или вот интересно. Пришвин пишет, что истинная религия не любит мистики, но когда что-то проявляется подобного рода, человек проникается в это со всей верой. У меня таких случаев предостаточно. Вот хотя бы с Вангой взять. В начале 90-х, купила какую-то газету с разворотом в центре большой статьи о Ванге. Читаю её предсказания и вижу одно, высвеченное даже, обращенное прямо ко мне. Чёрным по белому, перечитала несколько раз, да написано лично для меня. Дня два ходила под впечатлением, затем решила эти слова дословно в дневник записать. У меня прекрасная зрительная память, я не только место запоминаю, но даже переносы, разные выделения. Поэтому трудности найти слова, обращенные ко мне, проблем не было. Но, пересмотрев статью несколько раз, заново перечитав её от слова до слова, я не нашла и в помине того обращения. Помню, сидела несколько минут в шоке, тупо смотря на статью, что это, если не мистика. Не говорю уже о своих снах или видениях…

Набережная и моё одиночество


В дневнике М. М. Пришвина нашла мысль о внутренней тишине. Писатель пишет, что победа над машиной состоит не в том, что ты научился «баранкой вертеть», а в том, что умеешь сохранять свою внутреннею тишину. Ведь чем тише ты сам, тем больше замечаешь и ценишь движенье жизни вокруг тебя. Прочла это и перед моими глазами всплыла набережная в Петрозаводске и впервые остро ощутимое там одиночество, которому способствовало, в том числе и средоточие на себе, сохранение внутренней тишины при внешнем людском гулянии в честь города.
Я писала: набережная кипит от народа, как водопад на Киваче. Надо думать, ведь Петрозаводск отмечает День города! Кажется, все жители столицы Карелии высыпали сюда. И я среди этого праздничного людского водоворота оказалась одинокая и всеми покинутая в чужом городе. Моя душа тоже кипит от внутреннего одиночества и оглушительной внутренней тишины. Надо бы уйти в любезно предоставленную Кертами квартиру, но дала слово Надежде Васильевой ждать её с мужем у колокольчатого дерева желаний. И теперь выполняю обещанное, хотя по состоянию души неслась бы от этого веселья быстрее ветра, бежала от праздничного шума что есть мочи, но не привыкла нарушать данных слов и потому терплю. Прямо открытие сделала, что толпа веселящихся рядом людей, как, оказывается, ещё более усиливает состояние одиночества, которое начинает давить даже физически. Странно находиться в тысячной толпе людей, музыке и точно ничего не видеть и не слышать, быть более одинокой, чем сидеть дома одной, или быть в лесу, даже в пустыне. До сих пор не осознавала этого, а когда читала о подобном состоянии в книгах, думала выдумки писателей. Оказалось, пока сама кожей не ощутишь, через сердце не пропустишь, не поймешь. Словно из того сна, что снился мне лет восемь назад. В комнате я одна и нет в ней дверей, только одно большое окно, за которым бушует карнавал красок, веселья, смеющихся людей. Я кричу им через стекло, чтоб помогли вырваться из комнаты, а они не слышат, не видят меня. Кричу до хрипоты в горле…
А может просто не надо всё так близко принимать к сердцу? Если бы это зависело только от моего разума, но здесь в работу включились все высокочувствительные органы человеческого восприятия мира. И так хотелось в этот момент, чтобы Господь послал хотя бы одно знакомое лицо, хотя бы небольшое общение в этот всеобщий праздник. Но Он мудрый, Он даёт пережить и прочувствовать состояние никогда тобою не испытываемое. Как я умею веселиться, Он знает, теперь хочет посмотреть, какой я могу быть в состоянии одиночества и душевной тишины. Самое ужасное одинокой оказаться в чужом городе, среди тысячной толпы – чужой и никому не нужной.
Ну, вот к моим соседкам по скамейке, миловидным смешливым девушкам подходят знакомиться три Максима. Голову одной из них украшает такой же пышный и красивый венок из разнотравья, какой я плела себе днём в Кижах. Но видимо девчатам Максимы не приглянулись, и они решили посниматься на камеру, которую тут же вытащили из модной холщовой сумки. Снималась та, что была в венке, звать Юлей. Она спросила подружку: «Спецом, мои ноги попадают, или и выше что?» и задорно в этот момент поправила свою маленькую девичью грудь. Из их разговора стало понятно, что она уезжает жить в Финляндию и потому прикалывается, снимаясь в День любимого города на память о Родине.
На всё небо разлился розовато-сиреневый закат, который ещё больше усиливал возникший контраст между небом и черно-синими пригорками, что лежали напротив многолюдной набережной выхваченные блёклым ночным светом через свинцово-серую губу Онежского озера.
После смешливой «финки» Юли и её подружки настроение моё поднялось с нуля градуса на два, если состояние души оценивать по 10-бальной системе. Смотрю на часы, осталось выдержать прихода Надежды ещё минут десять, плюс десять штрафных и я свободна, как аист в полёте.
А люди у Чёрного дерева желаний всё пытаются сбить колокольчики. Сереет летняя петрозаводская ночь. Она совсем не белая, как у нас в Заполярье, грязно-серая. Нет, того незакатного солнышка, какое есть на Мурмане, ни той радости Дома, какое я ощущаю у себя в Ревде…
Вдруг на набережную с воем врывается Скорая помощь, собирая вокруг себя толпу любопытных. Наверно кому-то стало плохо. А к Дереву всё подходят и подходят люди, прямо паломничество какое-то. Всем хочется шепнуть своё желание в железное, жёлтое ухо, ярко выделяющееся на чёрном стволе. Очередь выстроилась до самой кромки воды, никто не уходит, люди терпеливо ждут заветного мига шептания. Я тоже полтора года назад, когда приезжала на семинар женщин-писательниц Баренцева региона сюда, тоже шептала ему, прося избавить мужа от болезней, но Борис мой пока продолжает недомогать, хотя, надо признаться, не так как раньше. Может это потому желание не полностью сработало, что тогда на Дереве колокольчики не висели?
Пишу и вдруг чувствую, как кто-то заглядывает мне через плечо. Подняла голову, стоят молодые ребята. Спрашиваю:
– Любопытно?
– Ага, – отвечает один, – Все веселятся, а вы пишите. Несоответствие получается.
– Одиноко, вот и пишу, – отвечаю, – совершенно не стараясь найти какие-то оправдания.
Разговорились. Спрашивающего паренька зовут Захар, он с друзьями учится в Петрозаводском университете на физкультурном отделении. Признаётся, что и ему тоже сейчас не слишком весело, девушка, которую он любит, полчаса назад сказала, что ей нравится другой. Я пробую его убедить, что в подобной ситуации не стоит отчаиваться, значит, это не его девушка, не та, что предназначена судьбой. Меня окружают друзья Захара, приглашают пойти с ними на танцы. Молодёжь! Им по 20-ть! Сколько ещё впереди и любви, и разочарований. И это так здорово!
Без одной минуты двенадцать! Надежда с мужем не пришла. Наверно сегодняшний вечер мне необходимо побыть одной в своей собственной тишине. Все сроки выдержаны, пошла.

Вселенная открывается шорохами своими


Сегодня слово «эпидемия» у нас ассоциируется только с пандемией – коронавирусом, охватившей все государства мира, но, оказывается, она гораздо страшнее в слове цивилизация, как чувствует её Пришвин, который пишет, что страшная эпидемия охватила род человеческий, эпидемия называемая цивилизацией – повальная болезнь людей, состоящая в вещизме. Спасение же рода человеческого, его выздоровление начнётся «удивлённостью». На самом деле, люди погрязли в своём хищничестве и разорении земных богатств, уничтожая всё на своём пути ради наживы: предают близких и друзей, попирают законы мира и Вселенной, перестают улыбаться и слушать внутреннюю свою, тишину… А вот я иногда внутри себя явно чувствую какие-то изменения. И тогда Вселенная начинает открываться мне своими шорохами, запахами, взглядами, я это чувствую через вкус, осязание, обоняние…
С конца 80-х до середины 90-х я постоянно чувствовала на себе чей-то взгляд, точно кто-то свыше за мной наблюдал, приходил в разных образах в сны, наставлял…
Однажды зимой дома в Ревде почувствовала вдруг густой запах цветущей сирени, который обычно вдыхала на Марсовом поле, будучи на сессиях в Ленинграде. Он был столь явным, точно у меня в квартире распустились сразу несколько сиреневых кустов. Это было потрясающе невероятно, и какое-то время я пребывала в этом запахе и не могла надышаться им…
А ещё моя душа в минуты спокойствия начинает наполняться шорохами. Вдруг в тишине я начинаю слышать шорох леса, шелест утренней травы на Сейдозере, шорохи, пробегающих по траве и цветам различных мошек-букашек, или стоит представить дочерин аквариум, как начинаю слышать громкие разговоры рыб. Иногда слышится дыхание озера или вздохи земли, перешептывания деревьев. Приходит особая терпкость от слов яблочный спас или спас медовый – первый с кислинкой, второй с горчинкой и сразу возникает сладкая липкость на губах, и я их тут же начинаю облизывать. Не знаю, может это просто мои фантазии и живое воображение, но всё, о чём написала, испытывала ни раз и продолжаю испытывать до сих пор.

Интерес писателя к своим следам


Однажды Пришвины, гуляя в лесу, в подтаенном снегу увидели следы очень большого человека, стали думать, кому бы они могли принадлежать? Жена Михаила Михайловича Валерия сказала, что вот, мол, они рассуждают, а человек, что оставил эти следы давно про них забыл, на что Пришвин ответил: тем писатель и отличается от всех остальных людей, что думает о своих следах. И в связи с этим у меня тут же возник образ Октябрины Вороновой, первой саамской поэтессы: «Хочу остаться на земле/ Хотя бы искоркой в золе,/ Хотя б в скупом рассвете дня,/ Чтоб дети помнили меня». И её мечта сбылась, она оставила свой след в саамской литературе. Скажу больше, все творческие люди оставляют заметные следы своих творений: писатели – книги, художники – картины, музыканты – симфонии, скульпторы – ваяниях свои и так далее. Главное, чтобы следы эти несли в жизнь свет, мир, добро.
Надежда БОЛЬШАКОВА, писатель

Насколько публикация полезна?

Нажмите на звезду, чтобы оценить!

Средняя оценка 5 / 5. Количество оценок: 2

Оценок пока нет. Поставьте оценку первым.