Когда моя подруга Юлия Ларина из Ревды переехала жить в Кируну (Швеция) рассказывала, как после окончания гимназии, для приобретения навыков языковой практики и двух лет обучения младшую медсестру, работает хем чинс – домашний уход за нуждающимися людьми – то, чем у нас должны заниматься социальные работники.
Помню её первые в лицах очень яркие смешные и образнык рассказы о своей медицинской практике,
– Представляешь, я для себя сделала большое открытие, стареть и болеть в Швеции не страшно, что считает один из самых больших плюсов этой страны. Мы навещаем каждого старика четыре раза в сутки. Многие люди нуждаются именно в помощи, а некоторым нужно просто общение, цветочки полить. У меня одиннадцать адресов. Работать начинаем в шесть утра. Одна моя подопечная Ингрет говорит: «Юля, ты пришла как ангел, мне казалось, что я одна на всём белом свете… Думаю, сегодня я уже встать не смогу…» Я ей отвечаю: «Да, да, Ингрет, ты говоришь это каждое утро, но давай попробуем, потихоньку, ведь надо умываться, завтракать…». Каждого старика мы два раза в неделю моем под душем, и один раз делаем у него в квартире генеральную уборку.
– Юля, – удивляюсь я, зная её брезгливость и непростой характер, – ведь это очень тяжёлая не только в физическом отношении, но и в моральном плане работа, надо очень любить людей, чтобы так за ними ухаживать, как у тебя хватает сил это выносить, — спросила я, просто на минуту представив старого обнаженного человека, которого Юле, самое безобидное, приходилось мыть.
– Ты права, не скажу, что эта работа мне очень нравится, но все-таки работа и за неё хорошо платят.
– Так значит все твои подопечные совсем одинокие люди?
– Да нет, что ты. У всех есть дети, внуки, которые, правда, все своими делами заняты, но открытки регулярно присылают, кто из Греции, кто с Кипра, из Франции так и общаются. У одного старика есть семь детей и двадцать три внука.
– А в итоге за немощным родственником и приглядеть некому, – не верилось мне.
– Там это в порядке вещей. Ухаживать за больными и немощными должны социальные фонды, а дети — свои проблемы решать. К лежачим мы ходим вдвоём, так как их надо поворачивать, одному тяжело. Есть алкоголики, которым тоже уход требуется. Там не смотрят на ранги, материальное положение – все одинаково хороший уход получают. Поначалу у меня, конечно же, было чувство брезгливости, ведь им надо памперсы менять, подмывать… После первой смены пришла домой и говорю Степану: «Наверно, сын, я больше работать не смогу…» А он мне: «Мама, за старыми ухаживать, всё равно, что за детьми, проблемы те же самые. Конечно, они и писаются, и какаются, и едят не очень аккуратно, точно малые дети…» Я подумала-подумала и решила, что если к ним относиться так, то вполне можно смириться.
У меня есть одна семейная пара, которая, не смотря на то, что им много лет, жена очень ревнует своего старичка. Она, когда муж выходит куда-то из комнаты, спрашивает меня: «А что он сейчас делает?» У старичка вставные челюсти, так вот в первый день я с ними намучилась. И смех и грех. Усадила его на унитаз, чтобы пока он делал бы свои дела, я челюсти его вставные почистила. Надела перчатки, как положено, а руки трясутся. Кое-как вынула, почистила (надо их чистить два раза в день), а вставить не могу. Его ротик сразу съёжился, таким маленьким стал, что никакие челюсти в него не лезут. Если бы сама не вынимала, никогда бы не поверила, что их и обратно вставить можно. А он сидит на горшке, смотрит, как я мучаюсь, но и пальцем не пошевельнёт, чтобы помочь. Провозилась полчаса, пока вставила их назад, а сейчас эту процедуру без всяких эмоций за секунды произвожу, привыкла, приспособилась. А ещё одна капризная старушка есть, которая забывая, что её муж умер, постоянно посылает меня в другую комнату, позвать его есть, или спросить, не надо ли чего.
– А пищу вы им готовите или приносите?
– Нет, по их выбору по телефону заказываем, а затем разогреваем в микроволновке и подаём. За продукты деньги у них из пенсии вычитаются.
Я честно призналась Юле, что очень удивлена, и даже предположить не могла, что она на такую работу способна. На что она мне, вздохнув, ответила: «Жить-то надо».
Мне было интересно, что в её жизни происходит ещё? Юля рассказывает, что недавно ездила в Норвегию на праздник «Черной медведицы», который вначале шведским был, а затем инициативу перехватили норвежцы. Мне любопытно, что за праздник такой:
– Было это лет сто назад, когда в Швеции строили железную дорогу из Кируны в Нарвик. На строительство пришла двадцатидвухлетняя женщина, взявшая на себя обязательства кормить и обстирывать мужчин-строителей. Сведения о ней имеются самые разные. Одни рисуют её с длинными чёрными волосами, крепкую, но некрасивую, другие утверждают, что наоборот, девушка была изящная и красивая… Много страстей кипело вокруг этой Анны. Одна легенда гласит, что она погибла из-за ревности, другая – умерла от туберкулеза. На фестивале «Черной медведицы» в Норвегии выбирают «медведицу» года — женщину с длинными черными волосами, крепкую, умеющую дрова рубить, мужчин в кулаке держать, красивую и неглупую. Похоронена она на кладбище рабочих в Торнехамне в Швеции. А ещё на том кладбище есть могила инженера, покончившего жизнь самоубийством. Он рассчитывал проход железной дороги через туннель и в какой-то момент засомневался в своих расчётах. Ему показалось, что сделал ошибку, и в заданной точке в туннеле рабочие не встретятся. Было-то всё это сто лет назад, вполне можно и ошибиться. Так, не выдержав сомнений, он и наложил на себя руки. А расчёт оказался идеально точным».
Я же, слышавшая о том, что в Швеции существует праздник тухлой рыбы, спросила, правда ли это? И Юля смеясь подтвердила:
– Четыре года уже сама её ем. Этот праздник у нас проводится 25 августа, когда все красиво одеваются и ходят тухлую селедку есть друг к другу в гости. В этом году я её промыла, проветрила, а потом съела и даже совсем ничего…
Затем в письмах Юля писала, грустно шутя: «Вновь у меня нет ничего определённого с работой, везде кризис и сокращения. Но нас не испугаешь, для нас кризис, что слону дробина, и не такое переживали!». Или: «Я тут тоже танцую перед всеми, сглаживаю конфликты, угождаю, прикрываю, а так иногда хочется топнуть ногой! …все на мою голову свалились… зубы сожму и улыбаюсь!» Ещё: «…вроде, всё хорошо, но за всем этим стоит огромная душевная работа, что б все всегда были всем довольны. Устаю». Вот так и приходится исполнять ей то мужний, то материнский, то дочерний долг. В мае 2011-го ей сделали серьезную полостную операцию под общим наркозом, и вновь она полушутя-полусерьезно пишет мне: «…прикинь, сделали во вторник поздно вечером, выписали в пятницу рано утром… по типу, дома полежишь – заживёт. И ни какого послеоперационного контроля, ни какого визита к врачу! Так я после и не показывалась ни кому. Но условия в больнице были не иначе как в Кремле – одноместная палата с телевизором, душем, функциональная кровать и прочие блага».
Надежда БОЛЬШАКОВА, писатель
Свежие комментарии